- Я ничего не знаю...

  Воин опал в руках дружинников и, кажется, обмочился. Этот его жалкий вид почему-то окончательно успокоил меня, и последний вопрос я задал уже спокойно:

  - Почему вы напали днем, а не ночью и не тайком, как все нормальные убийцы?

  - Такова была воля князя, у которого наши семьи в обельных холопах за долги. Он сказал, что ты ведун и почуешь беду. Поэтому надо напасть на тебя раньше, чем ты кому-то из нас в глаза посмотришь. Деваться было некуда, вот мы на дело и пошли.

  Я отвернулся от несостоявшегося убийцы и обратился к одному из своих охранников, молодому парню, который негласно считался заместителем немого вагра:

  - Войтех, ступай ко мне домой и принеси чистую одежду, рубаху и штаны. Будут спрашивать зачем, скажи, что я в темный чулан полез и все порвал. Про драку ни слова.

  - Сделаю, Вадим Андреевич.

  Воин убежал выполнять наказ, а я кинул взгляд на Довмонтова:

  - Женам моим о подсылах знать не стоит. Позаботься об этом.

  - Как скажешь.

  Гаврила кивнул, и я обратился к Кричичу:

  - Уцелевшего убийцу в пыточный подвал, где это, тебе покажут. Трупы отнести в порт и отдать рыбакам, пусть их в море выбросят. После этого построишь людей вновь, продолжим разговор.

  Сотник промолчал и в этот момент позади себя я услышал голос волхва Войдана Лебедяна, который занимал в иерархии культа Яровита второе место и считался будущим верховным жрецом:

  - Что, Вадим, развлекаешься?

  Обернувшись, я увидел перед собой низкорослого темноволосого варяга со сломанным носом, который был облачен в белую длиннополую рубаху. После чего уважительно поклонился ему, представил, как выгляжу со стороны, и ответил волхву:

  - Не до развлечений мне, Войдан. Еле от убивцев отбился. Последний привет от моего давнего недруга князя Игоря Ольговича.

  - А-а-а! - жрец негромко рассмеялся. - А я думал, что ты в берсеркера превращаешься или в ульфхеднара, крови жаждешь, оттого и зверствуешь.

  Молча, я скинул грязную рубаху и бросил ее под частокол. Затем протянул Войдану руку и сказал:

  - Здрав будь, жрец.

  Лебедян ответил рукопожатием и произнес:

  - И тебе здоровья, воин.

  Мы отошли к крыльцу казармы, и присели на лавку у стены. Посторонних рядом не было, только волхв и я, значит, можно было поговорить, и я его спросил:

  - С чем прибыл, Войдан?

  Волхв ходить вокруг да около не стал, сам бывший воин, как и большинство служителей Яровита, а потому сразу перешел к делу:

  - Крестоносцы наступают, и верховный жрец нашего культа Огнеяр думает, что молодых служителей Яровита, глуздырей и юнаков, придется отправить в безопасное место.

  - Ко мне?

  - Возможно, - Лебедян поморщился. - Сейчас я по всем нашим поселениям путешествую и место присматриваю. Но, скорее всего, отправим учеников в Кореницу, там, в ближайшие пару лет, все спокойно будет.

  - А варогов зачем вызывал?

  - Интересно было посмотреть, что у тебя получилось.

  - И как, посмотрел?

  - Да, пообщался с юношами и понял, что вароги нужны не только тебе, но и нам, служителям светлых богов. Однако об этом поговорим позже, когда я всех твоих воспитанников увижу, и датчан и молодых саксов, которых ты в этом году в Рарог переправил.

  - Посмотри, - произнес я. - Прямо сейчас поезжай, а вечером вернешься, и мы все обсудим. У меня от тебя секретов нет.

  - Это уж как водится, - Войдан встал. - Одному ведь небожителю служим и к одной цели идем.

  - Да-да, - согласился я.

  Жрец смерил меня пристальным взглядом, чему-то усмехнулся, слегка дернул шеей и ушел. Ну, а я остался на месте, дождался Войтеха, переоделся в чистую одежду и мой рабочий день продолжился. Смотр наемников и далее по плану, посещение темницы и беседа с алхимиками. Время, как обычно, было очень дорого, и я торопился.

Глава 12.

  Десятки больших катапульт метали свои снаряды в сторону осажденного крестоносцами города. Старые, но все еще прочные валы древнего венедского поселения пока еще держали удары, но долго они не продержатся. Слишком сильным и массированным был обстрел. Еще несколько часов и двойной деревянный частокол, между которым была насыпана и утрамбована земля, не выдержит и обвалится, а затем начнется решительный штурм. Это было понятно всем, и осаждающим, и осажденным. Но если католики были уверены в том, что город падет, то засевшие в городе язычники, которые имели связь с засевшими в лесах вокруг города воинами из племени словинцев, напротив, твердо знали, что они выстоят и помощь уже близка.

  Впрочем, далеко не все завоеватели верили в успех, и наблюдающий за осадой с невысокого холма князь-кесарь Владислав Пяст был одним из них. Этот усатый мужчина с густой сединой в волосах и в темно-синем плаще с фамильным гербом мало чем напоминал того великолепного рыцаря, который пять лет назад осаждал другой город поморян, Пырыцу, а затем был разбит соединенным войском венедов и взят в плен. Последние годы были для него очень тяжелыми, ибо князя-кесаря преследовали неудачи, в борьбе с родственниками он потерял большую часть своих владений, казна его была пуста и от него отвернулись многие союзники. Поэтому Владислав не хотел отправляться в Крестовый поход против славян. Однако его убедили и он, собрав десять тысяч воинов, присоединил их к пятнадцатитысячной армии младшего брата Болеслава и восьмитысячному войску моравских князей, и направился на войну.

  Крестоносцы собирались в городе Гнезно, где к ним пристали боевые дружины влиятельного воеводы Петра Власта и церковные отряды под общим командованием архиепископа Якуба из Жнина. После чего ляхи и моравы, которые по настоянию церковников выбрали своим полководцем князя-принцепса Болеслава, форсировали пограничную реку Нотец и, следуя вдоль левого берега Вислы, начали наступление на Староград, который прикрывал крупный венедский порт Гданьск. Владислав одобрял любое решение брата, которого ненавидел лютой ненавистью, и старался не вмешиваться в военные дела. Князь-кесарь устал, он хотел покоя и мечтал вернуться домой. Однако старший Пяст не мог повернуть назад и покорно следовал туда, куда его тянула судьба. Он вел своих людей по вражеской земле, но для воинов князь был скорее символом, чем настоящим командиром, поскольку войском руководили тысячники. Владислав мог на них положиться, и все свое время посвящал размышлениям. Князь вспоминал плен и разговоры с языческими волхвами, которые объясняли ему свое видение мира и политические расклады. После чего, как только на армию католиков начались нападения поморянских лесовиков, он словно очнулся ото сна, решил действовать и вызвал к себе верного дворянина Добчека.

  Главный шпион князя, немного похожий на крысу неприметный человек, прибыл немедленно и Владислав, еще раз хорошенько обдумав то, что собирался сделать, поручил ему отправиться в лес и вызвать на тайные переговоры кого-нибудь из венедских командиров. Старший сын польского короля Болеслава Кривоуста и киевской княжны Сбыславы Святополковны понимал, что венеды в состоянии разгромить войско католиков, ибо силы у язычников для этого имеются. И князь не хотел лишиться своих последних воинов, благодаря которым он все еще владеет какими-то землями, а не превратился в нищего беглеца. Ну, а раз так, то ему требовалось покинуть армию крестоносцев, сохранить войско и вернуться с ним на родину.

  Добчек, который тоже побывал в плену у язычников, своего князя понял правильно и отправился в непроходимые дебри, которые надежно скрывали поморян. Он отсутствовал несколько дней и Владислав уже стал думать, что верный слуга убит. Но нет. Когда крестоносцы подошли к Старогарду, осадили его, собрали катапульты и начали обстрел оборонительных валов, Добчек появился и доложил, что договорился с поморянами о тайных переговорах.

  Для Владислава это известие было подобно целебному бальзаму на больное место, и князь не медлил. Под покровом темноты он тайком покинул лагерь католиков и без всякой боязни вошел в негостеприимные для чужаков леса, где под сенью вековых дубов его ждал воин языческого бога Триглава витязь Сивер из Щецина. Польский князь был знаком с этим храмовником, с которым пересекался во время боев под Пырыцей, и он знал, что если витязь дал слово не причинять ему вреда, то сдержит его. По этой причине Владислав не боялся за свою жизнь и когда встретился с языческим военачальником был с ним предельно откровенен. Он рассказал Сиверу о том, что эта война ему не нужна и неинтересна. Затем упомянул про ссору с младшими братьями, во главе которых стоит наглый Болеслав. Посетовал на то, что из всего отцовского наследства за ним осталась только Силезия и владения в Малой Польше. Ну, а затем, когда храмовник спросил, чего Владислав хочет, князь-кесарь предложил ему сделку. Венеды выпустят его войско со своих территорий и уничтожат всех военачальников польско-моравской армии, а он поклянется, что во время решающего сражения бросит своего брата на растерзание поморянам и их союзникам.